10:00, 03 июля 2025, Бишкек - 24-kg.com , Турдубек АЛЫМБАЕВ
У 94 процентов женщин в Джалал-Абаде, обратившихся к онкологам, выявлены новообразования. В то же время некоторые пациенты Наццентра онкологии так и не дождались лекарств, их потом нашли у врача дома. Член парламентского комитета по социальной политике Айсулуу Мамашова говорит, что борется с системой, которая годами прикрывала такие случаи. Также в эксклюзивном интервью 24-kg.com она прокомментировала слухи о досрочных выборах в Жогорку Кенеш.
— Айсулуу Турусбековна, сессия завершилась. Как вы оцениваете работу Жогорку Кенеша?
— После переезда парламента в Дом правительства работа стала немного хромать. Почему? Потому что нарушилась вся система. Раньше, сидя на своем месте в зале заседаний, я могла спокойно ознакомиться со всеми законопроектами. Сейчас огромное количество бумажной работы, связанной с ремонтом в здании парламента.
Иногда на один день приходилось по 46 законопроектов — это, конечно, очень тяжело. Особенно в последние дни сессии правительство вносит большое количество документов — ратификации, кредитные соглашения, гранты — все это в спешке. К сожалению, это влияет на качество законопроектов.
Но работа комитетов продолжалась. Мы там хотя бы могли отредактировать, скорректировать какие-то положения. В этом году много инициатив направлено на ужесточение норм по части свободы выражения мнений в интернете. Введены новые штрафы, усилена ответственность.
Слава богу, удалось отстоять право граждан снимать действия сотрудников милиции. Это был важный момент. Уже начались случаи, когда милиционеры заявляли, что по новому закону нельзя снимать их на видео. Мы с этим боролись — и отстояли.
— А как насчет парламентского контроля? Может ли сегодня ЖК реально влиять на исполнительную власть?
— Я всю жизнь работаю в социальном блоке — образование, здравоохранение. И могу сказать, что лично у меня ничего не изменилось. Я не только законы принимаю, но и активно пользуюсь контрольной функцией. Поступают жалобы от граждан — мы переадресуем их в министерства, добиваемся институциональных изменений.
Почему? Потому что ежедневно получаю огромное количество обращений от граждан. Люди жалуются, делятся проблемами — и мы не просто механически переадресуем эти обращения в министерства. Мы отслеживаем, как на них реагируют, и параллельно стараемся решать проблему системно, на уровне самой институции.
Один из ключевых примеров — онкология. Я уже не первый год занимаюсь этой темой. Это целая система, которая требует реформ. Сейчас мы совместно с Министерством цифрового развития готовим переход к полной цифровизации этой сферы.
Во-первых, внедряем систему электронной записи, чтобы пациенты из регионов могли заранее зарегистрироваться и приехать строго к назначенному времени. Это сократит очереди и упростит доступ к лечению.
Во-вторых, будет полностью прозрачная система отслеживания бесплатных препаратов. Потому что, к сожалению, сегодня существует проблема хищений.
После последнего скандала в Национальном центре онкологии мы все были шокированы:
У заведующего химиотерапевтическим отделением дома обнаружили целый склад — лекарства, которые должны были выдаваться пациентам бесплатно. Люди лечатся с надеждой, а препараты прятали и продавали. Это чудовищно.
Айсулуу Мамашова
Коррупция в медицине — это не просто преступление. Это чья-то потерянная жизнь. Этот человек проработал в системе 20 лет. И страшно осознавать, что из-за его жадности и равнодушия многие пациенты прожили меньше, чем могли бы.
— Но за такую активность, особенно в теме онкологии, МВД, «дорожной мафии», на вас оказывается давление?
— Мы же в Кыргызстане живем. У каждого кого-то знают — звонят, просят: «Ну это же мой родственник. Зачем ты его критикуешь? Он старается». Или: «Он только недавно пришел, дай шанс». Но я никому не предъявляю требований, выходящих за рамки закона. Я прошу выполнять то, что прописано в должностных обязанностях.
Конечно, бывают звонки. В прошлом созыве это вызывало бурю эмоций. Сейчас спокойно отношусь. У нас каждый кому-то родственник или знакомый. Но на мои решения это не влияет. Я всегда говорю одно: пусть человек делает свою работу, тогда никаких претензий не будет.
— Вы активно поднимаете тему домашнего и детского насилия. Что должно измениться, чтобы искоренить эту проблему?
— Самое главное — исполнение закона. Законы есть, они достаточно хорошие. Но вот их исполнение страдает. У нас в системе органов внутренних дел в основном мужчины. И вот эта мужская солидарность сильно мешает.
Я бы, будь на месте министра внутренних дел, начала бы с работы внутри системы — с самими сотрудниками. Казахи, к примеру, после случая с Салтанат Нукеновой стали уделять особое внимание семейному насилию на всех уровнях. Ни одно дело не остается без реакции.
Если ребенок растет в семье, где он постоянно становится свидетелем насилия, то для него это становится нормой. Он вырастет и, скорее всего, будет применять ту же модель к своей семье. Это порочный круг.
Мы стараемся законодательно его разорвать. Например, если женщина получает охранный ордер, то агрессор — чаще всего супруг — не имеет права приближаться к дому 10 дней. Если угроза сохраняется, суд может продлить запрет до полугода. Если он нарушит, попадает в тюрьму. Это сделано для того, чтобы женщина и дети не боялись оставаться дома.
— Что в ваших ближайших планах?
— Работаю с Минюстом по дебюрократизации. Хочу добиться того, чтобы дети с инвалидностью могли обучаться в обычных школах. Сейчас этому мешает множество устаревших приказов. Даже если у ребенка просто эпилепсия, ему могут отказать в обучении. Это неправильно.
Я хочу, чтобы каждый ребенок, независимо от состояния здоровья, имел те же возможности, что и все остальные. Это должно быть нормой. Это важно не только для ребенка, но и для родителей. Их самый большой страх — что будет с ребенком, когда родителей не станет. Я хочу, чтобы они не боялись. Чтобы знали — их дети будут социализированы, приняты, защищены.
— Какие еще направления для вас приоритетны?
— Конечно, продолжу развивать сферу онкологии. Сейчас благодаря поддержке депутатов мы начали важную практику — выездные приемы врачей-онкологов по регионам. Например, в Джалал-Абаде за пять дней консультации прошли более тысячи человек.
И вот вдумайтесь — из числа женщин, пришедших на прием, 94 процента имели те или иные новообразования. Только 4 процента оказались полностью здоровыми. Это ужасающая статистика. Это говорит о том, насколько запущена проблема.
Айсулуу Мамашова
После Джалал-Абада были выезды в Ош, сейчас готовится поездка в Нарын. Когда все региональные обследования завершатся, мы сядем с Министерством здравоохранения, Минцифры, другими ведомствами и подумаем, как системно решать проблему.
Национальный центр онкологии у нас один — в Бишкеке. А люди в регионах зачастую даже не знают, что такое новообразование. Нужно срочно работать над ранней диагностикой, доступом к информации и лечению на местах.
Вот это и есть мой главный вектор. Я хочу, чтобы государство не оставляло своих граждан наедине с такой бедой.
— И последний вопрос. В последнее время все чаще муссируются слухи о досрочных выборах. Что вам известно об этом?
— Вы знаете, вопрос о досрочных парламентских выборах у нас всплывает с завидной регулярностью. Это стало чем-то вроде постоянного фона, политического шума, который сопровождает почти каждый созыв.
Я пришла в Жогорку Кенеш в шестом созыве, и буквально спустя год после начала нашей работы начали активно циркулировать слухи: «Будут досрочные выборы, парламент скоро распустят». Эти разговоры не утихали в течение всего срока, а, напомню, шестой созыв проработал не пять, а целых шесть лет. И все это время нас сопровождали постоянные домыслы о роспуске.
Конечно, тогда была особая ситуация в стране, были определенные политические обстоятельства, из-за которых созыв продлился дольше. Но в целом такие слухи — это часть нашей политической реальности.
Сегодня ситуация аналогичная. Да, разговоров стало больше.
Да, определенные предпосылки для досрочных выборов действительно есть, особенно если рассматривать это с точки зрения бюджета. Ведь проводить два полноценных выборных цикла — и парламентские, и президентские — в течение полугода очень накладно. Поэтому логика в том, что выборы могут объединить, есть.
Но сказать наверняка, как будет, я не могу. Пока это только разговоры и предположения. Мы продолжаем работу — я лично на своем месте с полной ответственностью.